Игорь Стецюк – известный композитор, великолепный музыкант, блестящий аранжировщик, пианист, дирижер, автор музыки к четырем десяткам фильмов, профессор Национальной музыкальной академии Украины им. П. Чайковского, заслуженный деятель искусств Украины.

В творческом багаже Игоря Стецюка – работа с такими режиссерами, как Михаил Беликов, Борис Небиеридзе, Лесь Санин, Степан Коваль, Виктор Приходько, Заза Буадзе, среди зарубежных представителей киноискусства – сотрудничество с Валерием Тодоровским, Артуром Браунером, со старейшиной итальянской продюсерской школы Марио Коттоне.

Это интервью музыкант дал на кафедре композиции НМАУ, где он преподает молодым украинским композиторам и музыковедам авторский курс современных композиторских технологий «Электронный синтез звука».

– Правда ли, что в детстве Вы по многу раз ходили в кинотеатр на один и тот же фильм только ради музыки?

И. С.: Да, это правда. В начале 70-х годов прошлого века вышла картина Тарковского «Солярис». Фильм меня ошеломил. Помню, ходил несколько недель «в отключке», размышляя, воссоздавая в воображении множество деталей, таких ярких, таких запоминающихся… И в голове крутилась музыка хоральной прелюдии Баха, переосмысленная композитором, чье имя было мне тогда неизвестно: Эдуард Артемьев. Впечатление от электронных фактур, возникавших в моменты наивысшего эмоционального напряжения, было столь велико, что я «заболел» электронным звуком, вызывающим в душе ощущение сродни «воздушной яме», и стал скрупулезно собирать все доступные электронные записи. И ходить на все фильмы с музыкой Эдуарда Артемьева, иногда по многу раз…

В каком-то смысле это и определило мою судьбу. Тогда я понял, что, во-первых, хочу сочинять для кино, и во-вторых, что должен хотя бы увидеть этот обломок марсианского корабля – электронный синтезатор звука! И что еще хочу познакомиться с Эдуардом Артемьевым.

Все, о чем мечтал – осуществилось. В середине 80-х я был приглашен на запись музыки Артемьева – как исполнитель. К тому времени у меня был и некоторый опыт в сочинительстве, и довольно приличный синтезатор. Ощущая чудовищное сердцебиение, показал Артемьеву несколько своих работ. Он очень удивился, что «серьезным» синтезом интересуется еще кто-то, кроме него… Вел себя просто, по-дружески, невзирая на разницу в возрасте и опыте. Попросил называть его не Эдуард Николаевич, а Леша – так, как его почему-то называли все друзья.

Эта встреча положила начало многолетним теплым личным отношениям. И не только. Артемьев «сделал первый толчок», помог мне попасть в кино, рекомендовав знакомым режиссерам. С тех пор мною была сочинена музыка примерно к четырем десяткам кинофильмов, произведенным в Украине, России, Франции, Италии, Германии, США…

– Какую из своих работ Вы считаете любимой, а значит и лучшей?  Что является гордостью Вашей киномузыки?

И. С.: Отвечаю без размышления – считаю лучшей ту, которая была последней… и так, наверное, у многих художников. Последняя моя работа была сделана для кинокомпании «Fresh Production», я писал музыку для кинофильма «Солнцекруг». Это кино очень неординарного, трудноопределимого жанра. Драма – и вместе с тем не совсем драма. Мелодрама? Возможно. Трагедия? Несомненно, там есть трагедийные ноты… но  больше всего это похоже на современную сказку. Жесткую, очень эмоциональную, я бы сказал, сакральную, и все же сказку. История с этим фильмом также развивалась по неординарной схеме. Когда мне показали смонтированный материал, увиденное понравилось своей необычностью, открытой эмоциональностью. Но поставленные сроки были настолько сжаты, что казались абсолютно нереальными… Продюсеры пошли на беспрецедентный шаг и пролонгировали производство музыки. Ее было очень много… очень! – фактически столько по хронометражу, сколько самого изображения, и даже больше! Да-да, даже пришлось кое-где ее убирать – потому, что иногда был некоторый перебор… Понимаете, я был очень увлечен.

Попытаюсь обойтись без профессионального жаргона, описать простыми словами. Музыка фильма содержит две эмоциональные сферы – две оркестровые палитры, два круга образов. С одной стороны, это электронное звучание; это музыка, граничащая с рукотворными шумами. Подчеркну: звучание, не имитирующее инструменты симфонического оркестра. Эта сфера выражает совершенно определенные эмоции, прибежище того темного, бессознательного, что гнетет нас, давит и иногда дает о себе знать самыми тяжелыми и негативными проявлениями, даже болезнями. Именно такое и происходит с главной героиней в начале картины. (Не удержусь и замечу, что в разгар работы над этим музыкальным материалом у меня в квартире случился пожар! Самый настоящий! Пламя так стремительно наступало, что выполнить первую заповедь «звони 01» было нереально – за это время сгорело бы полквартиры. Пришлось гасить огонь самому, о чем на всю жизнь осталась память – рубцы на ладонях…)

Другая образная сфера по всем признакам противоположна. Она и светлая, и лирическая, она и драматична, она – сама жизнь… сама любовь… Она о том, как любовь преображает жизнь. Такой круг образов может быть выражен исключительно живыми, оркестровыми средствами. И если в начале картины много электронной шумомузыки, то чем дальше развивается действие, тем явственней, как из крошечного зародыша, вызревает именно эта тема. Очень внутренняя, хрупкая, она даже не проявляется мелодией в начале картины… только намеки, шелестящие аккорды… Но чем  дальше, тем она делается шире, взвинченней, полноводней. Страсть охватывает главную героиню. Почти случайный попутчик не просто спасает ее от верной физической гибели, но и от душевной катастрофы… Любовь приходит к главной героине, становится главным смыслом ее бытия. Во всяком случае, я так это вижу. Но вся прелесть таких «многослойных» произведений в том, что каждый зритель найдет для себя какой-то свой смысл: кто-то – историю мучительного обретения материнства, кто-то – извечный спор о материальной – божественной природе нашего мира, а кто-то будет увлеченно следить за развитием интриги…

– Работая для кинокомпании «Fresh Production», что вы можете сказать о команде и о компании в целом?

И. С.: Каждый раз, когда я иду в «Fresh Production», ловлю себя на том, что улыбаюсь. Они профессионалы – если говорить одним словом. А поподробнее… Главного саунд-продюсера Сашу Курия знаю дольше всех – со студенческих времен. Олега Щербину знаю давненько. С Юлей Чернявской познакомился где-то в 2006, когда мы делали картину «Деньги для дочери». А у одного из звукорежиссеров, Бориса Петера, даже принимал госэкзамен по специальности, будучи председателем Госкомиссии в Театральном… Когда говорю об этой компании, есть два ключевых момента, которые не могу отделить один от другого. Вот первый. Команда «Fresh Production» – это очень творческие, очень эмоциональные люди; они имеют свою точку зрения, они отчетливо представляют себе то, чего они хотят… а в случае, если они не  очень хорошо себе это представляют, то искренне говорят: «…а вот тут мы не знаем…» – и это абсолютно честный творческий подход. Иными словами у них есть доверие к коллегам, к профессионалам… Несколько  раз были такие ситуации, когда от меня ожидали некоего решения, которое казалась наиболее очевидным для данного эпизода; я же предлагал альтернативный вариант – конечно, мотивируя это определенным образом, показывая мелодический ход «под картинку» и объясняя, почему имеет смысл попробовать сделать  именно так.  И нужно отдать должное, со мной часто соглашались, а это достаточно редкий случай в продюсерском кинопроизводстве. (К сожалению, в таком производстве – а оно становится скорей правилом, чем исключением в нашем «рыночном» киномире – мало «субъективных» прецедентов, мало авторских решений, все-таки продюсерское кино это чуть-чуть «делать пирожки».) Поэтому у меня вызывает восхищение то, что компании  удается балансировать на тончайшей грани между тем,  чтобы создавать по-настоящему высокохудожественный, в сущности, авторский продукт – с одной стороны, и тем не менее, держаться на рынке, причем, с высоко поднятой головой!

А другой ключевой момент – это чисто человеческое радушие, та атмосфера, которая царит на любом уровне общения в студиях и офисах этой компании. Будь то технический сотрудник, или генеральный продюсер – знаю, мне всегда пойдут навстречу… люди готовы потратить свое личное время, если обратиться к ним даже с «непроизводственной» просьбой… Неоднократно замечал в себе, что так получается – в острых спорах ли, в бытовом обмене репликами, например, с Олегом, Юлей, Димой Криворучко, или просто в разговоре, который, казалось, прямо никоим образом не может повлиять на процесс сочинительства… я не знаю, как это происходит… наверное, такая обстановка, такая аура… – но во мне начинают звучать мелодии! Я выхожу из офиса после «брэйнсторма», делаю несколько шагов по набережной (почти никогда не еду сразу домой), там очень приятное место, вдохновляющее, можно сказать. (Да! Компания «Fresh Production» находится в очень точном месте… мне кажется, оно идет им!..) …и я хожу по набережной и размышляю, а в голове звучит музыка… И вот что покажется почти невероятным: на 90% это оказывается точным попаданием в образ! Знаете, ну никогда такого еще не было, чтобы то, что рождается вследствие общения, было мною отложено в сторону или радикально изменено. И если ребята не будут возражать, я назвал бы это некоей разновидностью креативного первотолчка с их стороны, граничащего с соавторством в музыке.

– Когда Вы преподаете студентам, какую методику Вы используете?

И. С.: На самом деле, ни у нас в стране, ни , насколько я знаю, в странах – наших ближайших соседях – ни в России, в Москве или Петербурге, ни в Белоруссии, в Минске, нет такой дисциплины в вузах, как сочинение музыки к кино. Ну нет этого! А вот в других странах это есть. Существуют специальные кинофакультеты, где такому обучают. Поэтому то, что я делаю в этом направлении, правильней было бы определить как какие-то спорадические усилия энтузиаста… еще и помещенные в контекст каких-то других учебных курсов. Пока что единственная форма преподавания, которая может быть полноценно посвящена именно этому предмету, – это мастер-классы, с которыми меня приглашают в разные учебные заведения в стране. Тогда я, собственно, и могу показать, что умею. Но ведь я нигде этому не учился… в принципе, никакой советский или постсоветский композитор сочинять музыку именно к кино не обучался…  Не знаю… может в этом и есть какая-то своя ценность… вырабатываются свои оригинальные подходы и приемы (в армии это называется «разведка боем»).

Я всегда мечтал работать в кино и все, что сочиняю, я всегда примеряю мысленно к какой-то ситуации, мизансцене. Какая методика? Могу привести такой пример: я беру какое-то изображение; это может быть несколько смонтированных панорам по крышам домов. Я подставляю кусочек музыки… предположим, несколько легкомысленной, веселой, «позитивной»… и говорю, что мы сейчас с вами смотрим начало «семейной комедии». В зале действительно появляется характерное оживление, все начинают улыбаться. Я говорю: подождите, мы сейчас будем смотреть начало детектива, и ставлю соответствующую «колючую» музыку с острыми пиццикато, с какими-то выплесками ксилофона, неожиданными остановками – и получается действительно настоящий детектив. Затем я говорю, что сейчас мы увидим начало истории любовных отношений, и ставлю лирическую музыку, типичную такую «love theme» – зал притих, все уже «включены» в фильм про любовь. Я могу позволить себе, казалось бы, совершенную профанацию: говорю что темпоритм движения камеры зависит от музыки. Темп исходной панорамы по крышам – средний; но я ставлю подчеркнуто-динамичную музыку с какими-то неожиданными оркестровыми взлетами, со взрывами ударных… Я говорю: давайте посмотрим, как будет выглядеть «экшн». И происходит удивительная, невозможная вещь! Темпоритм движения камеры действительно меняется и кажется намного более динамичным, и смены кадров, и вообще вся история становится какой-то насыщенной и тревожной…

– А что вы читаете?

И. С.: Бесконечные инструкции к программам и плагинам, которые никогда не успеваю дочитать до конца, так как появляются новые… Шутка! Люблю классику. Для меня первым в списке идет имя Владимира Набокова. Его проза настолько самодостаточна в своих литературных достоинствах, что неудивительно, что этот человек не только не разбирался в музыке, но и вообще не любил ее…

– Какова, на Ваш взгляд, перспектива украинского кино?

И. С.: В современном мире кино является коммерчески успешным производством, поэтому, конечно же, с ростом благосостояния страны будет расти и кинопроизводство. Возможно, наше кино пойдет по тому пути, которым идут многие компании – будет больше совместного производства, чем чисто украинского. Считаю, что в этом нет ничего страшного. Более того – чисто украинских фильмов даже в годы советской власти было не так много. Приглашались российские актеры, как, впрочем, и украинские актеры приглашались в Москву, и не только украинские, и не только актеры… И композиторы – на Киевской киностудии работали прибалты, московские композиторы, молдавские. Можно даже сказать, что это в определенном смысле традиция.

– А перспектива жанра киномузыки?

И. С.: Не хочу, чтобы мое высказывание отдавало эпатажем, но киномузыка, может быть, останется главным носителем симфонизма, сочиненного в двадцать первом столетии. Симфоническая киномузыка содержит в себе всю палитру выразительных средств прошлого, все лучшее, что там есть. Почему я считаю, что так будет? Потому что симфоническая музыка сегодня, пожалуй, эмоционально наиболее сильный и глубокий носитель музыкальной культуры. Ведущие режиссеры, понимающие толк в этом, захотят иметь симфоническую музыку в кино. В этой музыке могут существовать любые жанры, любые стили в любой последовательности – все, что накопило человечество за многие столетия. И это будет восприниматься с завидной легкостью неподготовленным слушателем. В контексте кино этот слушатель будет наслаждаться той музыкой, на концерты которой, увы, никогда в жизни не пошел бы в филармонию…

вернутся в список